текст: Вероника БердинаС первого сентября, согласно недавно принятому закону, все желающие усыновить ребенка будут обязаны пройти обучение в школе приемных родителей. Такие школы, обычно на общественных началах, работают во многих городах России. Психологи, педагоги и состоявшиеся усыновители делятся опытом с будущими родителями и помогают тем, кто уже принял в свою семью ребенка из детского дома.
Павел Кувшинников — сотрудник новосибирской общественной организации усыновителей "День аиста". Вместе с женой Оксаной три года назад они стали родителями новорожденного мальчика Тимофея.
В интервью "Летидору" Павел и Оксана рассказали, с какими трудностями сталкиваются приемные родители.
Павел: У нас длинная история. Мы несколько лет мечтали о том, чтобы стать родителями, четыре года не могли забеременеть. Мы были категорически против идеи усыновления, когда узнали о нашей неспособности родить. Наверное, это был этап отвержения, когда не хочешь принять какую-то утрату в своей жизни. А потом постепенно мы созрели, но чего-то не хватало для окончательного решения. К тому времени мне было 33, а Оксане 32 года.
Однажды мы услышали выступление сотрудницы НГОО "День аиста", в котором она сказала, что усыновление похоже на привитие веточки к дереву. Эта мысль меня так вдохновила, легла на сердце, и я сказал: "Все, жена, идем усыновлять".
Зная о том, что есть школа усыновителей, мы решили ее пройти, чтобы лучше подготовиться. Так как это был месяц май, и в "Дне аиста" начинался летний отпуск, в школу нам удалось пойти только в сентябре. Одновременно с обучением в школе мы начали собирать документы. Через полтора месяца мы окончили курс обучения и имели полный пакет документов на руках.
И буквально сразу нам сообщили, что есть ребенок, он еще не родился, но его мама уже хочет от него отказаться, и малышу ищут родителей. Нас спросили: "Вы согласны познакомиться с новорожденным?". А мы, конечно, были согласны, и ответили, что хотим посмотреть ребенка. И мы как-то сразу поверили, что это наш ребенок, потому что все совпало: мы так долго мечтали и ждали, мы как раз хотели маленького мальчика, еще младенца, и вот Бог сам дает нам ребенка.
Оксана: С другой стороны, мы, конечно, надеялись, что что-то изменится у этой девушки, в процессе родов увидит ребенка, что-то произойдет в ее сердце и голове, проснутся какие-то чувства. Как люди верующие, мы молились, чтобы она не отказалась от него, чтобы он хорошо родился, и чтобы все-таки она состоялась, как мама. Она его вынашивала, он ее любит, они друг друга знают, они одно целое. С девушкой работали специалисты, разговаривали психологи, старались ей всячески помочь. Но чувства не проснулись, и она дала согласие на усыновление и подписала отказ, к сожалению.
Павел: Через три дня нам позвонили и сказали, что ребенок родился и через два-три дня можно прийти с ним познакомиться.
Оксана: Когда мы шли туда, мы не знали, получится ли нам увидеть малыша или нет, потому что посещать роддом усыновителям обычно не разрешают. Но в интересах ребенка, для того, чтобы он как можно скорее попал в семью, старались ускорить нашу встречу, чтобы мы могли быть уверены, что это наш ребенок, чтобы не было никаких сомнений. Мы ждали, когда его вынесут и волновались, а вдруг в последний момент запретят нам его показывать? Я стою и думаю - ну не увижу его, какая разница, все равно согласны, все равно он наш. Мы изначально шли уже за своим ребенком. Потому что все так совпало, были что ли знаки своего рода, совпадения...
Павел: Мы увиделись, ребенок был три дня от роду. Оксана посмотрела на него и все время повторяла одну фразу: "Какой он маленький, какой он маленький...". Но меня поразило, что он посмотрел на нас осознанным взглядом, сначала на меня, потом перевел взгляд на Оксану. Я взял его на руки и сказал: "Оксана, ну что, берем?". А она ничего не ответила, растерялась очень.
Оксана: Я была в каком-то смятении, потому что я представляла себе его совсем по-другому, круглолицего, пухленького, наивного младенца. А в реальности оказалось по-другому. Нас предупреждали, что дети рождаются отекшими и опухшими и выглядят как-то не очень привлекательно. Я это понимала, но все равно картинка в голове уже сформировалась. Я ожидала, что увижу маленького ангелочка, а увидела как будто бы взрослого человека, у которого своя жизнь и судьба. Его взгляд был такой осознанный, несмотря на то, что ему всего два дня. Он выделил взглядом именно нас из всех присутствующих, хотя и говорят, что дети в этом возрасте почти ничего не видят. Мне он показался совершенно необычным, ярким ребенком. Он не был частью меня, а был абсолютно отдельной личностью, со своими переживаниями, со своим опытом, судя по внешности, по глазам, по взгляду, по его поведению.
- Когда вы почувствовали, что вы его мама и папа? Сразу при первой встрече?
Оксана: Атмосфера в эту нашу встречу была довольно напряженная, волнение "вынесут - не вынесут", долгое ожидание. Мне казалось, все должно не так происходить. Что я должна быть в халате, а не в куртке, что медсестра не должна высказывать своей личной оценки ребенку. Я на все отвлекалась. При первой встрече было много всяких мыслей, но ощущений "Ой, ты мой родной ребенок" не возникло. Такого, что сердце екнуло, любовь взыграла, нет, не было. Встреча была очень короткой, буквально две минуты: быстренько показали, быстренько унесли. Мне было вообще не понятно, что со мной.
Павел: Психолог посоветовала подержать нам его на руках. К этому времени ребенка перевели в больницу, и мы снова посетили его уже там, но на руки нам ребенка дали только в третье посещение. Пришла нянечка и без всяких наших просьб дала Оксане в руки Тимофея. И тогда сразу, когда она его взяла, проснулся какой-то материнский инстинкт.
Оксана: Для меня это было чувство, как будто я родила. Я эти все дни мучилась, думала о нем, мне было вообще сложно понять себя. То есть в разуме готовность принять ребенка и дать ему все необходимое была, а в сердце чувств пока не было.
А когда я взяла его на руки, я ощутила необыкновенное чувство влюбленности и нежности. Я даже не ожидала такого всплеска эмоций. В школе усыновителей у нас был тренинг по выбору ребенка, и психолог нам рассказывала, что ощущения при знакомстве с малышом возникают разные. Бывает так, что смотришь на ребенка и думаешь, какой он хороший, замечательный, но не мой, и хочется, чтобы нашлись для него родители. Бывает, что вообще никаких чувств не возникает, и это тоже неплохо. Если нет никаких негативных эмоций, значит, ты тоже можешь быть ему мамой, а он может стать твоим сыном или дочкой. А у меня возникло чувство влюбленности.
Павел: Не даром есть такое древнее выражение "родить на колени", раньше так называлось усыновление. То есть одна рожала, ребенка сразу же клали на колени другой женщине, и она становилась его матерью. Также и Оксана взяла Тимошу на руки и сказала: "Все, это мой сын".
А у меня до первой встречи было просто твердое решение, что это наш сын, а именно отцом я себя почувствовал примерно через месяц после его рождения. Все это время мы видели мальчика только три раза на коротких встречах в роддоме и в больнице, собирали документы, готовились к суду, получили на суде положительное решение об усыновлении. А потом наступил день, когда мы забирали Тимофея домой, мы привезли его, он долго спал, я его развернул и лег рядом на кровати, смотрел на него, любовался им. И тогда почувствовал: я отец, а он мой родной сын.- Родительская любовь укрепляется, когда мама и папа видят в детях свои черты. В приемном ребенке свои черты находите?
Павел: Другие люди в нашем сыне пытаются найти наши черты, и, может быть, находят. Мы не ищем внешнее сходство, но больше сходство внутреннее. Очень радует, что он — отражение нашей семьи. А так же вдохновляет, что он обогатил нашу семью своим темпераментом. А внешнее сходство для меня не очень важно.
С усыновлением связано много страхов и предрассудков. Например, многие считают, что рано или поздно дадут о себе знать родительские гены, и это проявится в не самых приятных поступках ребенка. Другие боятся, что дети, прошедшие интернатную систему воспитания, не смогут стать полноценными людьми.
На мой взгляд, все дети могут адаптироваться и стать обыкновенными детьми, по которым никогда не будет заметно, что они прошли систему государственного воспитания и поэтому какие-то «не такие». Я в это верю. Очень маленький процент детей в детских домах, которых действительно можно назвать сложными. Обычно это те, у кого серьезные болезни, гепатит, СПИД, инвалиды и др. Таких детей меньшинство.
Сейчас основная проблема — социальное сиротство, когда обычных здоровых детей оставляют родители, которые не смогли справиться с тяжелой жизненной ситуацией, и им никто не сумел помочь. Так жизнь сложилась, не повезло. Есть такие случаи, что ребенка оставляют родители, у которых уже есть два-три ребенка, а воспитывать еще одного уже нет ни сил, ни средств. Поэтому большинство детей-сирот — самые обыкновенные нормальные дети, которые могут адаптироваться в новой семье.
Оксана: Гены. Что такое гены? Что наследуется по генам - состояние здоровья, поступки, характер? У него плохая наследственность или он запрограммирован на что-то? Какие мысли могут возникать? Если родители сами чего-то плохого ждут и боятся, они тем самым программируют ребенка на это. Даже если не говорят ничего такого, а просто имеют это в сердце и голове, это все равно отражается на ребенке.
Если посмотреть на историю и родословную наших семей, наших кровных родных, там тоже много чего найдется такого, за что может быть стыдно. Какие совершать в своей жизни поступки — это выбор каждого отдельного человека. Если отец воровал, это совсем не значит, что сын тоже будет вором. Он сделает свой выбор. Главное, усыновителям самим не бояться и не говорить ребенку: "Вот видишь, у тебя отец был таким и ты таким же будешь!"
Павел: Когда ребенок, не дай Бог, совершит какую-то ошибку, некоторые приемные родители сразу причитают: "Мы так и знали!" Как говорится: "Назови свиньей, и он захрюкает". Вот как раз по-другому относиться к приемным детям и учат в школе усыновителей.Генетика — молодая наука и там много неисследованного. Через гены передается телосложение, могут передаваться какие-то болезни, темперамент, предпочтения, склонность к науке, спорту или искусству и так далее. Но не характер и поведение. Это закладывается только через воспитание, через собственный пример.
Все дети экспериментируют. Но вот почему-то, если плохо себя ведет ребенок у кровных родителей, к этому в нашем обществе относятся спокойно. А если проблемы у усыновленного ребенка, то сразу: "Какой ужас, гены дают о себе знать!". По-моему, это предвзятость.
- Вы планируете говорить с сыном о его родных родителях?
Оксана: Мы — его настоящие родители, он привит к нашему дереву, к нашему роду. Но о его биологических родителях и о его происхождении мы говорим с Тимофеем с самого начала его появления в нашей семье.
Павел: Для того, чтобы почувствовать, что ребенок наш родной, нам не обязательно хранить тайну и делать вид, что мы его родили.
- Усыновление со стороны кажется очень сложным процессом. С какими проблемами чаще всего сталкиваются семьи, желающие усыновить ребенка?
Павел: По этому поводу я свое мнение сформировал недавно, после одной конференции. Мне видится, что серьезных проблем у усыновителей нет. Скорее даже наоборот, всем хватает детей, их даже слишком много. Юридической волокиты тоже нет. Единственное: сейчас в пакет документов добавили еще один — разрешение от СЭС. Зачем, не совсем понятно. Сейчас мы будем оформлять документы для усыновления второго ребенка, посмотрим, как это все будет.
В выборе ребенка тоже нет проблем. Вот наши друзья с другого города приехали, говорят, у них как минимум до полугода очередь на маленького ребенка - то ли опека одна на весь город, не справляется, то ли еще что. Они приехали в Новосибирск искать своего малыша, за три дня нашли ребенка, подписали документы, ждут суда.
У нас же единственная может быть проблема в самом усыновителе — он может быть не готов морально. Если он не готов, если у него есть какие-то сомнения, неуверенность, тогда у него будут трудности и проблемы, которые будут казаться непреодолимыми. Но если человек очень сильно хочет, если он готов быть родителем и созрел для этого, то у него не будет никаких препятствий. Это на мой взгляд. Я видел как раз нескольких людей, которые жаловались на одну проблему, вторую, третью, а я со стороны понимал, что они просто не готовы, еще не созрели для этого шага. Нужно пересмотреть свое отношение: если ты не готов, разберись с собой, своим сердцем, а уже потом иди и ищи ребенка. И тогда обязательно найдешь.
Оксана: А то, что сложно, ну так и рожать тоже сложно. Мы всегда сравниваем подготовку к усыновлению с беременностью. В ожидании ребенка женщина ходит девять месяцев, посещает какие-то курсы, правильно питается, много гуляет, покупает вещи, придумывает имя. Усыновители тоже готовятся, собирают документы, учатся, переживают ничуть не менее волнительный период. У одной нашей знакомой были трудности с подготовкой к усыновлению, мы ее успокаивали: "У тебя сложная беременность".
- Детям какого возраста проще всего найти родителей? Вы сами, выбирая второго ребенка, какого возраста малыша будете искать?
Оксана: На самом деле, когда мы Тимофея усыновляли, представляли, что это будет мальчик до полугода. Я даже не ожидала, что мы такого маленького возьмем, я думала, это невозможно. Мы даже не мечтали, что сможем чуть ли не с рождения знать его и заботиться о нем. Но, к счастью, так все получилось. Сейчас мы хотим девочку, а возраст ребенка вообще не важен... но все равно хочется до года, чтобы поменьше был, чтобы успеть побольше в него вложить, видеть, как он растет.
Павел: Вообще, чаще всего усыновляют детей до трех лет, пока они еще находятся в доме ребенка. Детей постарше обычно берут те, у кого уже выросли кровные дети, или просто более зрелые люди.
Оксана: Нам кажется, что мы еще молодые, у нас есть силы, мы бы могли взять маленького. Если бы мы были постарше, то, конечно, мы бы учитывали, хватит ли сил вырастить. Хочется, чтобы, когда ребенок будет совершеннолетним, ты еще не был немощным стариком, хочется соответствовать, чтобы и дети могли тобой гордиться.
- Усыновители по большому счету получают очень мало информации о ребенке, о его истории, практически нет времени, чтобы познакомиться поближе. Есть ли какой-то секрет, как выбрать своего ребенка?
Павел: Для всех людей это абсолютно индивидуально, сколько родителей — столько и вариантов. У нас есть только наш способ, можем поделиться. Мы так себе представляем выбор: свой ребенок найдется просто в тот момент, когда ты готов стать родителем. То есть мы принимаем решение об усыновлении, собираем документы, определяемся с полом и возрастом - и идем в опеку. И ребенок, которого нам покажут по фотографии, если он нам понравится - и есть наш ребенок. Конечно, мы поедем с ним познакомиться, чтобы убедиться в этом. Вот наш секрет.
Недавно одна наша знакомая, Марина, усыновляла второго ребенка. Она вначале ходила, искала, долго мучилась, выбирала. А потом остановилась и поняла, что проблема в ней. Когда усыновляла первого ребенка, она очень хотела быть мамой, поэтому взяла первого, кто попался, и понесла домой. А со вторым почему-то долго копалась. Она поняла, что что-то не так с ее отношением, остановилась и сказала самой себе: "Все, хватит, для меня главное быть мамой". Поехала в опеку, ей дали первую фотографию, она посмотрела и сказала: "Мой". Причем ребенок был другого пола, она хотела девочку, а взяла мальчика.
- А процесс выбора ограничивается подбором малыша по фотографии? Или есть такая практика, что усыновители могут походить в дом ребенка, поиграть с детьми, присмотреться, привыкнуть?
Павел: Сначала детей выбирают по фотографии, потом на конкретного выбранного ребенка опека дает направление, которое действительно 10 дней. Ты едешь с ребенком знакомиться и подписываешь либо отказ, либо согласие на усыновление. Ходить в дом ребенка и "выбирать" - незаконно.
Оксана: Мне кажется, ездить по детским домам присматриваться — это плохо. Дети же не товар, как они будут себя чувствовать? Пришли, посмотрели. А что хотят увидеть эти родители, которые присматриваются, что они изучают? Скорее всего, они просто не готовы, в них есть какая-то проблема, которую они не осознают, не видят.
Павел: 10 лет назад, мы тогда еще только поженились и даже не думали быть усыновителями, мы ходили в детский дом добровольцами, просто играли с детьми, общались, проводили День именинника, Новый год, 8 марта. У нас не было никакой мысли об усыновлении, но дети привязывались, просили их забрать. Им это нужно. Они не нуждаются в подгузниках, одежде - этим они обеспечены. Им даже не очень надо, чтобы с ними играли. Прежде всего, им нужна семья, родители. А когда к ним ходят присматриваться, это их только расстраивает, бередит их душу. Сейчас пошла мода брать детей на выходные. Мне кажется, это очень жестоко по отношению к детям.
Оксана: Как правило, такие взрослые о себе думают, они же не думают о ребенке, когда ходят и присматриваются. Кстати, что меня удивило и понравилось в Школе усыновителей, это то, что мне помогли ребенка понять, посмотреть на мир его глазами. Потому что, как правило, мы же думаем, что придем, обогреем, облюбим бедных и несчастных детей, сделаем доброе дело, этакие спасители. Такая же чаще всего точка зрения взрослых? Но у ребенка тоже есть чувства, ему может быть и не нужна твоя любовь. Ему ты можешь даже не понравиться. Он может тебя выбрать или не выбрать. Он личность, а не просто объект, которому нужна любовь и который ничего не понимает, корми его да подгузники меняй.
Павел: Чаще всего тренинги в школе именно в такой форме и проходили: ты становился ребенком, был в его роли.
- И что рассказал ваш "ребенок" об этой ситуации, когда его "выбирают"?
Павел: Ты просто как шестеренка, как инструмент для каких-то целей каких-то людей, как "нечеловек" какой-то. Не у всех есть хорошие воспитатели, которые все объяснят и вообще с детьми ведут себя правильно. Мы когда за Тимохой приходили, увидели, что медсестры отзываются о детях в таких выражениях: "ну так себе ребенок...", "вот такие болезни, он такой плохой", "поищите получше". Дети как товар. Конечно, не все такие и часто они ведут себя так неосознанно, по неведению. И родители с таким же отношением, бывает, приходят.
- Вы рассказываете, что ходили в детские дома играть с детьми. Довольно непопулярное среди молодых людей времяпрепровождение. Откуда в вас такое стремление?
Оксана: Я сама была под опекой. Когда мне было 12 лет, умерла моя мама, у меня остались младшие братья. Наверное, отсюда что-то есть. Когда ты думаешь о других, а не только о себе. Можно было представить, каково это детям, потому что я тоже в какой-то мере испытала эту утрату, когда мама ушла.
Павел: А у меня неблагополучная семья была, отец пил, было очень тяжелое детство. Мне кажется, когда у человека трудная жизнь, ему легче сочувствовать другим людям, чем тем, у кого все хорошо просто.
- С первого сентября все желающие взять ребенка из детского дома должны будут пройти школу усыновителей. Школа приносит реальную пользу?
Павел: Когда люди оканчивают школу усыновителей, на последнем занятии всех усаживают в круг и, передавая из рук в руки игрушку, люди делятся тем, что для них значила эта школа. И вот участники часто говорят о том, что хорошо бы всем родителям такую школу пройти, а не только усыновителям. Некоторые делятся со своими друзьям и те говорят: "А мы тоже хотим пойти учиться, можно мы прикинемся усыновителями и тоже закончим эту школу?" Преподаватели рассказывают, что так действительно иногда бывает, люди приходят, просто обучаются и не усыновляют потом детей.
Дело в том, что раньше, в прошлом веке например, когда были большие семейные кланы и семейная преемственность, дети учились быть родителями у своих мам и пап, у бабушек и дедушек, они видели живые примеры, как воспитывали их младших братьев и сестер, они сами заботились о малышах. Я еще помню, даже в нашем детстве так было. Сейчас мы все разделились, нам не у кого учиться, не с кого брать пример. Некоторые вырастают и впервые видят маленького ребенка, родив собственного. Поэтому школы родительста нам необходимы, чтобы узнать то, что раньше узнавали естественным путем.
В школе усыновителей даются базовые родительские знания, просто с учетом специфики усыновленных детей, которые прошли утрату, потерю родителей. В принципе, мы и сами прошли утрату: мы могли бы быть биологическими родителями, как все, но мы утратили эту способность каким-то образом. В школе учат преодолевать утрату, и нам самим и помогать в этом ребенку. Школа развенчивает мифы по поводу генетики, тайны рождения, о том что психологические травмы непреодолимы.
Оксана: Хорошо, что есть школа, где могут всех твоих тараканов в голове разогнать.
Павел: Школа учит таким вещам, о которых больше не узнаешь нигде. Можно, конечно, вычитать в интернет-источниках, но информация там рассеянная. А тут живые люди и живые примеры. Книг на эту тему мало, чаще иностранная литература. Организаторы в "Дне аиста" такие книги находят, переводят и перепечатывают.
Это больше, чем школа, больше, чем организация. Это движение, благодаря которому растет число людей, меняющих свое представление об усыновлении. Они несут другим людям культуру усыновления. Если бы мы были закрыты от других, то мы бы не смогли ни на что повлиять, ничего изменить. А сейчас число счастливых усыновителей и их детей постоянно и очень заметно растет, по крайней мере у нас в Новосибирской области.
Кстати, такие взгляды, которые транслирует наша школа, постепенно распространяются по всей России. Работает очень хорошая программа "Прайд", она пришла из-за рубежа, распространяется из Мурманска. По этой программе обучают специалистов опеки. Я видел, как люди, долгие годы проработавшие в системе, меняют свои взгляды на проблему сиротства, у них будто открываются глаза.
- У вас уже сложилось собственное понимание, как быть хорошим родителем?
Павел: Самое главное — это честность и открытость. Когда образовалась наша семья, мы заложили в ее основание эти принципы. Также и с ребенком. Если ты не прав, извинись, не нужно добиваться признания своей правоты любой ценой. Если я ошибаюсь, то я прошу прощения у сына.
Оксана: Стараться понять ребенка, его чувства, разговаривать с ним. Для меня очень важно, чтобы мой ребенок мог говорить со мной открыто, чтобы он не боялся рассказать что-то на его взгляд нехорошее, свои негативные чувства. Принимать его таким, какой он есть, со всеми минусами и плюсами, не пугаться этого, не пугать ребенка и не стыдить. И вообще, с самого рождения мы с Тимофеем разговариваем как со взрослым человеком, обо всем говорим, в том числе и о своих принципах, признаем свои слабости.
И конечно, мы следим за тем, что мы сами делаем и говорим, потому что ребенок — это наше отражение. Если Тимофей как-то "не так" себя ведет, я понимаю, что дело во мне, воспитание надо начинать с себя и быть для него просто примером.
Павел: Если ребенок выражает гнев агрессивно, скорее всего, взрослые ведут себя так же, а он просто копирует. Поэтому, если хочешь справиться с гневом ребенка, прежде всего справься с ним в самом себе. А вообще, мы недавно поняли, что надо относиться к нему не как к собственности — "мой ребенок", а с пониманием того, что через некоторое количество лет он станет взрослым человеком, отделится от нас и создаст свою семью. И я уже сейчас отношусь к нему как к отдельной личности, в которую надо многое вложить, чтобы он был готов жить самостоятельно.
Читайте также:
Ульяна Гукасова: "Женщина может всё"
Ксения Проценко: "Получилось настоящее чудо"
Ольга Писарик: "Цель альфа-родительства - помочь ребенку реализовать свой потенциал"